«Минойское» письмо, как его тогда повсюду называли, крепко «захватило» юношу еще в школьные годы, с тем, чтобы больше уже не отпустить. Расставшись со школой и приступив к изучению архитектуры, Вентрис в 1940 году, в возрасте 18 лет, издает «Введение» в минойское письмо, где требует подвергнуть таблички экзамену по этрусскому языку, и, хотя таблички упорно молчали, он отказался от этого требования только через 12 лет.
Война прервала занятия Вентриса. Четыре года он прослужил штурманом в британских королевских военно-воздушных силах, а затем в британских оккупационных войсках в Германии. В течение всех этих лет он возил с собой копии и факсимиле памятников минойского письма! В 1946 году, сбросив серый мундир своего короля и вернувшись к архитектуре, Вентрис обнаружил, что ему уже исполнилось 24 года. Испытанный летчик быстро освоился в новом окружении; он принимает самое живое участие во всех студенческих мероприятиях, а его архитектурные чертежи и наброски привлекают внимание и обеспечивают ему стипендию в течение последних двух лет обучения.
Именно архитектуру избрал Вентрис своей профессией, и, думается, едва ли соответствуют действительности утверждения некоторых его биографов, желающих представить дело таким образом, будто архитектура была побочным занятием Вентриса, а все его помыслы лежали в области критской письменности. Когда в сентябре 1956 года — «слишком рано», намного раньше, чем некогда Шампольона, — смерть сразила этого выдающегося исследователя и дешифровщика, в официальных и частных некрологах, исходивших из архитектурных кругов, оплакивалась кончина Майкла Вентриса — одного из самых талантливых и многообещающих архитекторов молодого поколения.
В упомянутой выше статье Беннета были опубликованы семь новых табличек из Пилоса, и тем самым коллекция памятников еще более обогатилась. Это побудило Вентриса решиться на целый ряд новых попыток и, без сожаления выбросив за борт свои же собственные ранние теории, с головой окунуться в детальное изучение письменности. Приходилось работать вечерами, так как в течение дня он, по поручению архитектурно-строительного отдела Министерства просвещения, трудился над чертежами школьного здания. Заметим, кстати, что в 1952 году он строил еще и свой собственный дом, по признанию специалистов, «простое, логически законченное, радующее глаз и лишенное всяческих излишеств произведение архитектуры». Итоги своих ночных бдений Вентрис подробно изложил в размноженных и распространенных частным порядком «Рабочих заметках» («Work Notes»), которые он затем, в январе 1951 — июне 1952 года, разослал специалистам и лицам, интересующимся проблемой. Разъясняя смысл своих поисков, Вентрис приглашал и других принять участие в совместной работе.
[Линейное письмо, как и рисуночное, засвидетельствовано на печатях, глиняных ярлыках, орудиях и т. д., на которых знаки либо выцарапывались, подобно рисуночным, либо писались краской. Однако со временем все большее распространение получали глиняные таблички с выцарапанными на них более пространными текстами, которые в большинстве случаев следует считать инвентарными списками или хозяйственными записями. Линейное письмо А найдено в ряде мест на самом Крите (включая и Кносс), следы его обнаружены также и на Кикладских островах — Фере и Мелосе. Линейное письмо Б, начиная с позднеминойского периода II (около 1450–1350), встречается на Крите только в Киоссе, но письмо, близкородственное ему, обнаружено теперь также на греческом материке, в Пилосе (засвидетельствовано примерно с 1200 г. до н. э.) и в Микенах (примерно с 1275 г. до н. э.). Образец линейного письма А приведен на рис. 150а, а линейного письма Б — на рис. 158; таблички из Пилоса см. на рис. 153. С момента разрушения дорийцами дворцов в Киоссе и Фесте (около 1200 г. до н. э.) обе линейные системы письма выходят из употребления.]
Рис. 156. Сходство критских и египетских рисуночных знаков.
Правда, в этих «Рабочих заметках» он вначале идет еще в ошибочном направлении. По-прежнему исследуется и апробируется возможность «эгейского» и этрусского чтения слов — ведь даже думать о греческом языке считалось ортодоксальной историей и археологией чуть ли не ересью. И все же в заметках № 2, 8, 10, 11 и 12 были заключены зародыши будущей дешифровки; они содержали наблюдения и предположения, отчасти уже высказанные Алисой Кобер, молодым кембриджским филологом Джоном Чэдвиком, греком К.Д. Ктистопулосом и американцем Эмметом Л. Беннетом. Заметки № 1, 13 и 14 были посвящены собственным именам и приводили, по меньшей мере, шесть «склонений», распознаваемых по гласному последнего слога именительного падежа. При этом Вентрис продолжал расширять сетку Алисы Кобер. Другие таблички, те, которые содержали цифровые данные, дали ему в руки ключ к пониманию различия между формами множественного и единственного числа. В заметке № 9 он опять-таки пытается объяснить сделанные наблюдения этрусскими формами склонения, но выполнить эту затею с каждым разом оказывается все труднее. Наконец, заметки № 1, 15 и 17 иллюстрируют следующие одна за другой стадии составления сетки Вентриса, которая в феврале 1952 года приняла вид, показанный на рис. 157.
Это было еще весьма несовершенное произведение. Как явствует из рисунка, оставалось предположительным количество гласных, кроме того, некоторые знаки были помещены в двух различных графах таблицы, ибо Вентрис тогда еще считал, что в этих случаях возможны два значения.