История письма: Эволюция письменности от Древнего - Страница 27

Уже в 1809 году Шампольон вынужден был прервать свою учебу в Париже. Его, восемнадцатилетнего юношу, пригласили занять должность профессора на кафедре истории вновь открытого факультета в Гренобле. Он выполняет свои новые обязанности со всем усердием — ведь перед ним в качестве слушателей сидят его прежние товарищи, и многие из его старых учителей завидуют академическому триумфу некогда «жалкого ученика». Тем не менее, он находит время продолжать и свои собственные исследования и 7 августа 1810 года сообщает гренобльской Академии свою теорию египетской письменности, которая окончательно порывает со всем тем, что доныне считалось принятым в этой области.

Он обнаружил, что имелось не два, а три вида египетского письма. Между демотическим и иероглифическим находится еще один вид — «иератический», как он его назвал.

Иератическое письмо — результат дальнейшего развития иероглифической письменности. Оно возникло благодаря тому, что иероглифы, которые прежде только высекали на памятниках, начали использовать как буквы при письме на папирусе. Принципиально отличный материал вызвал рождение, на первый взгляд, совершенно «новой» письменности.

Однако Шампольон вначале неправильно определил последовательность возникновения этих трех видов письменности, считая демотическое письмо самым древним, а иератическое и иероглифическое более поздними. Но уже вскоре он признал свою ошибку и объявил: все три египетских письма — это письменность одного и того же типа, оба курсивных письма являются производными от иероглифов, и дешифровка иероглифов должна идти от демотики. Тем самым Шампольон окончательно расчистил себе путь к будущему решающему успеху, и это, между прочим, за четыре года до того, как по ту сторону пролива Томас Юнг вообще начал заниматься иероглифами!

В 1813 году Шампольон сделал в области иероглифики свое первое открытие, которое служит блестящим свидетельством остроты его ума. Рассуждения Шампольона выглядят сегодня чрезвычайно простыми — один из признаков столь многих великих открытий. В коптском языке имелось шесть окончаний для шести личных местоимений. По-видимому, думал Шампольон, их можно обнаружить и в древнеегипетском. И действительно, если в греческом тексте Розеттского камня стояли местоимения «он» и «его», в соответствующей иероглифической части был высечен знак

(рогатая змея), а в демотической части — знак, о котором Шампольон уже знал, что он возник из этого знака змеи и идентичен коптскому знаку, обозначающему звук f как показатель третьего лица. Так железная логика исследования привела Шампольона к определению первого иероглифа по его звуковому значению. И вдруг опять — ни шагу вперед; и даже более того — возврат к давно уже пройденному этапу. Шампольон снова начинает рассматривать иероглифы как символические знаки без определенного фонетического характера! Казалось, будто наш старый знакомый бес, который ранее столь успешно кружил головы символами, почувствовав приближение конца своего владычества, собрался сыграть злую шутку с дешифровщиком.

В это время благодаря Юнгу стала известна иероглифическая форма имени Птолемея, и Шампольон все вновь и вновь к ней обращался. Но там, в центре овала с именем, величественно восседал лев. Тогда Шампольон решил, что воинственный лев не может означать ничего иного, кроме понятия «война», по-гречески — p(t)olmes, то есть то самое слово, которое включено и в имя царя!

Но если эта «война» оказалась лишь очередным миражем, то вскоре уже настоящая война постучала в дверь рабочей комнаты дешифровщика. Жан-Франсуа, несмотря на упорный труд, вовсе не превратился в кабинетного ученого. Он, остался подлинным гражданином и пылким патриотом своей Франции. И с возвращением Наполеона с острова Эльба сердце его забилось сильней. Для горячих голов сторонников Наполеона ста дней было вполне достаточно, чтобы вызвать серьезные подозрения у полиции. А когда Жан-Франсуа примкнул к восстанию Дидье в Гренобле и с оружием в руках поднялся на борьбу с Бурбонами (при этом он, правда, не забыл укрыть с опасностью для жизни свои египетские сокровища), терпение полиции иссякло. Шампольон вынужден был бежать и некоторое время, как затравленный, без приюта скитался по Альпам в Дофинэ. Кафедры его и брата были упразднены. Только через довольно продолжительное время им обоим разрешили безвыездно проживать в Фижаке и позднее в Гренобле. Там Шампольон с грехом пополам сводил концы с концами, перебиваясь учительствованием в реформистской школе.

Между тем на погруженной временно во тьму сцене, где разыгрывалась история дешифровки, незаметно для Шампольона происходит смена декораций, и действующими лицами следующего акта драмы становятся английский дипломат, английский путешественник и коллекционер, балаганный Геркулес и обелиск. Последнему отводится заглавная роль, однако и прочий ансамбль стоит того, чтобы о нем упомянуть, а участие атлета, звезды варьете, конечно, не вызывает уже особого удивления — в конце концов, ведь даже Томас Юнг отличился в свое время в роли канатного плясуна.

Дипломатом был английский генеральный консул в Египте Генри Солт. Не имея специальной подготовки, действуя на свой страх и риск, наш англичанин, тем не менее, много и успешно работал в области исследования и собирания египетских древностей. Однако уже в 1817 году он был вынужден письменно просить секретаря французской Академии надписей Дасье, занимавшего этот пост много лет, об установлении связи с французскими учеными. Письмо ярким лучом света озарило серые будни школьной деятельности Шампольона в Гренобле. Оно было написано в Долине мертвых в Фивах, где, по подсчету Солта, было открыто пять царских погребений. Эта титаническая работа была совершена упомянутым выше Геркулесом.