Однако термин не привился. Индоевропейский народ-завоеватель (мы и до сих пор не знаем, как он сам себя именовал) уже получил в ученом мире название «хетты», и этот библейский термин слишком глубоко укоренился, чтобы от него теперь можно было легко отказаться. Поэтому ныне древнейшее население обычно называют «протохеттами» («дохеттами»), а его язык — «протохеттским».
Рис. 122. Образец еврейского текста с тивериадской пунктуацией.
Форрер, пришедший к своим выводам в результате просмотра всех богазкейских текстов, уже через год удостоен признания со стороны профессора Грозного. Из других новонайденных языков, обнаруженных отдельных памятниках в Богазкее и находящихся поныне в стадии разработки, остается упомянуть хурриский, или хурритский (ранее «харрийский»), — до сих пор едва понятный язык неиндоевропейского типа; близкородственный клинописному хеттскому (несийский, индоевропейский лувийский язык, над объяснением которого с успехом работают в самое последнее время, и наконец, также индоевропейский, палайский — язык гоцев Пала и его окрестностей, изучение которого пока еще не вышло из начальной стадии.
В 1919 году Форрер выступил с этим своим первым блестящим открытием, а в 1920 году оно было подтверждено Грозным, пришедшим к такому же выводу независимо от Форрера.
На тот же год падает новая попытка дешифровки иероглифов (правда, задуманная автором еще за два года до этого). Она была предпринята английским востоковедом А.Э. Каули. В своей работе он совершенно сознательно оставил без внимания положение о вероятном родстве, хотя в не идентичности, клинописного хеттского и хеттского иероглифического, о чем ему было известно из высказываний Форрера и Грозного. Он опирался лишь на материал, изданный Мессершмидтом, и на находки, сделанные в Каркемыше. В своем исследовании Каули вновь отталкивался от названия этого города. Наряду с ошибками его работа содержала и несколько конкретных достижений. Он определил знак
Другие исходные положения взял за основу немецкий ассириолог Карл Франк, приступивший к исследованию хеттских иероглифов в 1923 году. Изучение криптографии, употреблявшихся в Первую Мировую войну кодов и тайнописей, показывало, что систематизация и анализ наличного материала уже сами по себе могут обещать де шифровке известный успех. Франк с большой осторожностью и тщательностью принялся составлять списки имен богов и лиц, а также названий стран и городов. При этом ему удалось верно прочесть несколько географических названий. Однако, все более распространяющееся убеждение, что язык иероглифических надписей не совпадает с языком хеттских клинописных текстов, привело к тому, что Франк простое предположение Форрера возвел в ранг утверждения и языком иероглифических текстов ошибочно считал хурритский.
Франка можно было бы упрекнуть еще и в том, что в своей работе он с самого начала слишком много места уделял чтению звуков и слишком мало — объяснению и пониманию надписей как самостоятельных законченных смысловых единств; можно также записать на его счет и целый ряд ошибок. Это сделал, к сожалению, в крайне резкой и оскорбительной форме, Петер Иенсен, который, хотя и не вмешивался уже в течение ряда лет в ход дешифровки, все еще занимался иероглифами, рассматривая их, по привычке, как собственную вотчину. Старый ученый, по-прежнему шедший путем, по которому за ним не могли, да и не хотели следовать его коллеги, в конце концов не выдержал и, забыв всякую научную объективность, перешел прямо на личности. «В таких случаях, — гласил один из его выпадов, — остается только, покраснев от стыда, положить перо». Подвергшийся нападкам Франк защищался сначала в умеренном тоне, но, когда Иенсен стал с прежним упрямством похваляться своим пониманием иероглифов как стоящих одна за другой идеограмм и простых перечислений титулов, Франк тоже потерял терпение и не без ехидства спросил: не нужно ли понимать как подобные титулы правителей так же многочисленные ослиные и бычьи головы, часто встречающиеся в длинных текстах?
Единственным последователем Иенсена, который к тому же принял прямое и ревностное участие в его самых тяжких заблуждениях, был, к сожалению, Сейс — пионер и инициатор всей дешифровки, воспитавший целые поколения ученых. Уже в весьма преклонном возрасте он продолжал неустанно работать и публиковать свои труды. Иной раз он даже отваживался на связные, «буквальные» переводы. Но для молодого поколения ученых, пришедших в хеттологию за эти годы, его статьи 1922–1930 годов звучали как глас седой старины.
Рис. 123. Письмо на свинцовой полоске из Ашшура (курсив).
В 1930 году, незадолго до смерти Сейса (он скончался 4 февраля 1933 года в возрасте 88 лет), был совершен мощный прорыв на широком фронте науки, который осуществили почти одновременно и независимо друг от друга несколько ученых.