История письма: Эволюция письменности от Древнего - Страница 83

И Боссерт делает это, раскапывая древнюю Мопсугестию.

В 1956 году удалось вскрыть мозаичный пол древней церкви — резиденции архиерея Мопсугестии. Раскопки продолжаются…

Теперь нам осталось предложить читателю описание хеттского иероглифического письма, возникшего из клинописи и египетских иероглифов. Ведь здесь тоже иероглифы, но насколько необычно все это выглядит в сравнении с хорошо знакомыми нам египетскими иероглифами! С точки зрения искусства хеттские иероглифы, конечно, уступают египетским. Но если последним присущи законченность формы, соразмерность, дисциплинированность письма, и именно это подкупало всякого, кто рассматривал надписи египтян, то здесь странным образом очаровывают удивительная беспечность, какая-то незавершенность и мнимая неясность.

«Сравните хеттские иероглифы с египетскими, и вам покажется, будто для такого сравнения почти не имеется оснований. Хеттские надписи написаны бустрофедоном, иначе говоря, так, как тянется упряжка быков, взрыхляющая поле. На конце строки письмо движется в обратном направлении, подобно плугу, с помощью быков прокладывающего борозду. Нет нужды перескакивать, как это делаем мы, обратно, к началу строки. Благодаря этому письмо легко принимает вид чего-то непрерывно и плавно бегущего. У хеттов рука пишущего и в действительности разбегается во всех направлениях, с величайшей беспечностью он вылезает на поля, за углы камня, на соседний камень, пишет через всю фигуру животного — вообще где ему понравится. Кто осмелился бы сказать о египетском письме, что оно „бежит“. Когда египтянин пишет, он священнодействует, и его заботят в первую очередь форма и композиция в целом. Его произведение — наслаждение для глаза, а это ему намного важнее, чем в общем довольно обычное, составленное по единому формуляру, содержание. Хетт же общителен. Чувства, наполняющие его, требуют выхода — и он пишет. Пишет ради содержания, а уж как это будет выглядеть — мало его беспокоит. Отдельные буквы, и те не узаконены общепринятой формой. Еще в позднее время, и даже в монументальной письменности совершенно не обязательно было делать различие между натуралистическим прарисунком и курсивным (частичным или полным) сокращением — здесь господствовал личный вкус пишущего. Обычно знаки скорее плавают, так сказать, в определенном пространстве, чем ориентируются по строкам. Поэтому потребовался огромный опыт хеттологов для того, чтобы прочитать их в правильной последовательности».

Как уже можно было заметить в ходе изложения, мы вновь находим в хеттских иероглифах те черты, которые составляли существо египетского письма и аккадской клинописи: идеограммы, фонетические знаки и детерминативы, стоящие иногда перед определяемым словом, иногда — за ним. При этом хеттское иероглифическое письмо согласовалось с аккадской клинописью (но отнюдь не с египетским письмом) также и в том, что его слоговые знаки содержали совершенно определенный гласный. Часто, но, к сожалению, не всегда между словами ставились словоразделители.

Наряду со словами-знаками, которые по тщательности исполнения приближались к маленьким произведениям искусства, нередко употреблялись более простые, курсивные знаки.

...

Рис. 128. Хеттские иероглифические знаки, обозначающие слова «дом», «солнце» и «бог».

На семейном рельефе из Каркемыша (рис. 124) можно, например, ясно видеть детерминатив личных имен в виде косой черточки слева вверху перед именами (шесть раз одна под другой), скопированной, вероятно, с вертикального клина, применявшегося в вавилонской клинописи перед мужскими именами собственными. Характерно, что столь часто встречающимся натуралистическим изображениям (особенно прекрасны головы животных!) противопоставляются знаки, стилизованные до такой степени, что в них уже совершенно невозможно опознать первоначальный рисунок. Типичными в этом отношении являются знаки «дом» и «солнце», а также загадочный детерминатив богов, который здесь, как и в клинописи, выступает одновременно в качестве детерминатива и идеограммы.

Иероглифы наряду с клинописью употреблялись хеттами уже в эпоху так называемого Древнего царства (1600–1470 гг. до н. э.), причем не только в монументальном письме, но, очевидно, и в частной переписке. На деревянных дощечках, о которых скоро пойдет речь, естественно, не выписывали клиньев. Таким образом, в течение всего периода существования великого Хеттского царства (с 1600 и приблизительно до 1200 г. до н. э.) и клинопись в том виде, как она предстала перед нами в архиве Богазкея, и иероглифы в одинаковой мере годились для создания мемориальных надписей и, по всей вероятности, для частной переписки.

Но хеттские иероглифы вовсе не исчезли с падением Нового царства в 1200 году до нашей эры. Видимо, вследствие заботливого сохранения национальных традиций они даже совершенствовались в маленьких новохеттских государствах диадохов в Южной Анатолии и Сирии. Вот этим-то маленьким государствам-наследникам мы и обязаны такими решающими для дешифровки находками, как Хаматский камень, каркемышские надписи, львы из Мараша и билингва из Каратепе.

И в заключение интересно было бы бросить еще один, последний, взгляд на вещественную сторону проблемы. Мы видели, как сравнительно легко ученые дешифровали клинописный хеттский язык. Это произошло потому, что благодаря находке Винклером архивов глиняных табличек открылся доступ и к золотоносной жиле, разработка которой уже не составляла труда из-за простоты чтения самого письма. Также уже показано, что в отличие от клинописных текстов дешифровка иероглифических надписей тянулась почти 80 лет, ее движение вперед шло на ощупь и было очень затруднено, пока не появилась наконец большая билингва. Но почему же так скудны находки хеттских иероглифических текстов?