История письма: Эволюция письменности от Древнего - Страница 42

Зато другой путь ведет копенгагенского профессора теологии прямо к цели. Ему, как и Тихсену, бросается в глаза группа из семи знаков, которая часто повторяется в надписях. Оба они сначала считали, что она обозначает собственное имя. Однако позже Мюнтер, знакомый со среднеперсидской титулатурой, приходит к мысли, что эта группа передает титул, и он правильно угадывает его: «царь» и «царь царей». Слово, предшествующее данной группе, должно, по его мнению, обозначать имя царя. Эта группа из семи знаков показана на рисунке 70.

...

Рис. 70. Слово «царь» в древнеиранской клинописи.

Справа стоит словоразделитель. В принятой ныне транскрипции это слово пишется xšayaθiya (читай: «хщãясия») и действительно означает «царь». Мюнтер уже у цели, но он не может разобраться в знаках, следующих за словом «царь». Он правильно ищет в них флективное окончание, но звуки, которые он приписывает отдельным знакам, все до одного неправильны. И, сбившись с верного пути, Мюнтер вынужден отказаться от дальнейшей работы…

«И вот приходит Гротефенд. Не специалист! Всего лишь незаметный учителишка гимназии. Никакого понятия об ориенталистике, но парень с огоньком. Однажды в подвыпившей компании заключает пари, идет и расшифровывает клинопись».

...

Рис. 71. Георг Фридрих Гротефенд.

Так нередко рассказывают его историю. Но это не совсем верно. Девиз всей жизни и научной карьеры Гротефенда — «снизу вверх». Маленькому Георгу Фридриху, сыну сапожника, родившемуся 9 июня 1775 года в Мюндене на Везере, и не снилось, что он достигнет мировой известности. Но мальчик, вероятно, рано начинает понимать, что «вверх» ведет единственный путь — величайшее трудолюбие. Он показывает, на что способен, уже в школе. Затем поступает в педагогическое училище в Ильфельде, а с 1795 года изучает теологию и философию в Геттингенском университете, где в то время немало ученых занималось античностью и сравнительным языкознанием. Непоколебимое упорство и добросовестность Гротефенда привлекают к нему друзей и влиятельных покровителей. Среди них был профессор риторики, главный университетский библиотекарь, секретарь Академии наук тайный советник юстиции Христиан Готтлоб Хейне. Хейне отличало стремление постичь античный мир во всех проявлениях его духа и разъяснить то, что оставалось неясным из данных археологии. Подобная основательность в исследованиях оказала немалое влияние на Гротефенда и счастливо сочеталась с его наклонностями. К его покровителям принадлежал и Тихсен, первый из выступивших за него ученых, и известный историк Арнольд Герман Людвиг Геерен, который позднее в книге «Идеи относительно политики, связей и торговли важнейших народов древнего мира» пропагандировал не получавшие признания работы Гротефенда.

Благодаря содействию Хейне, молодой Гротефенд еще студентом завоевал себе прочное положение учителя геттингенской гимназии и накопил средства, позволившие ему в дальнейшем целиком отдаться научным занятиям. Он основательно изучил классическую филологию, что вскоре же себя оправдало. Уже в юные годы в нем проявляется своеобразный талант. То, чему молодой учитель посвящает часы досуга, теперь назвали бы «спортом для ума»: он решает загадки, занимается ребусами, шарадами, акростихами. И это незаметно ведет его к будущему открытию.

В 1799 году в Геттингене выходит из печати ныне забытая работа Гротефенда «De pasigraphia sive scriptura universally». Она ярко характеризует его общие установки и научное направление, и современные биографы и историки совершенно напрасно замалчивают ее или оставляют без внимания. Здесь уже виден будущий дешифровщик. Название широковещательно заявляет о «всеобщем», или «мировом», письме, и таким образом Гротефенд занимает свое место в ряду тех, кто трудится над созданием «универсальной письменности» (они перечислены в главе, посвященной Египту). Безусловно, Гротефенд пришел к дешифровке клинописи вовсе не так случайно, как это часто изображается.

...

Рис. 72. Надписи на древнеперсидском языке Дария и Ксеркса.

Неизвестно, когда Гротефенд начал изучать тексты Нибура. Точно так же неясно, когда к нему в руки попали «Memoires sur diverses Antiquites» Сильвестра де Саси (Париж, 1793), где были опубликованы некоторые короткие надписи на пехлеви, найденные в Накш-и Рустеме. Многие из них находились над изображениями царей, как и надпись над изображением Дария в копиях Нибура. По указанию де Саси, они содержали имена царей и их отцов, а также титул «царь царей».

Верно, что последним толчком, побудившим Гротефенда заняться дешифровкой клинописи, было пари, заключенное в дружеском кругу. Но делать отсюда вывод, будто такой выбор явился плодом юношеской беспечности, а не устремлений ученого, значит игнорировать серьезную подготовку Гротефенда, его личные склонности и влияние его учителей, короче говоря, игнорировать все, что сформировало его духовный облик и сделало его тем, кем он был.

Гротефенд правильно понял сообщение де Саси: подобные надписи относятся к персидской традиции. Но традиция консервативна. Нельзя ли предположить, что и надписи из Персеполя построены по тому же образцу и содержат царские имена и титул «царь царей»?