Пока эти археологические подвиги отмечены нами лишь мимоходом, тем более что ко времени их совершения было уже сделано нечто другое, чего, правда, сначала не заметили, а кое-где и не хотели замечать.
И это «нечто» имеет увлекательную предысторию.
Копии Карстена Нибура, ученого и путешественника, опубликовавшего в Дании свое «Описание», прежде всего были оценены и обработаны в Германии и Дании. В этом большую роль сыграл родившийся в Тонберне Олаф Герхард Тихсен (1734–1815), сначала студент в Галле, затем там же учитель в сиротском доме, профессор восточных языков в Бютцове и, наконец, старший библиотекарь в Ростоке. Он был крупным гебраистом и основателем арабской палеографии. Кроме того, он занимался всеми новыми проблемами востоковедения, которыми было так богато его время. Как упомянуто выше, Тихсен без особого успеха испробовал свои силы на иероглифах — в работе, выпущенной в 1790 году в Геттингене. В 1798 году, опираясь на добытые Нибуром результаты, он выступил со статьей о персепольской клинописи. При этом его богатые филологические познания и наклонность к сравнительному изучению языков, в то время широко распространенному и выражавшемуся в самых смелых гипотезах, оказали ему плохую услугу. В отличие от Нибура, он приписал клинописным знакам произвольные звуки и, сопоставляя полученные таким образом «слова» со словами других, семитских и индоевропейских языков, пытался найти какой-то смысл в отдельных группах знаков.
Множество допущенных им ошибок усугублялось роковым историческим просчетом: Тихсен принял надписи за летопись Аршака, основателя династии Аршакидов и Парфянского царства (247 г. до н. э.), и, следовательно, считал, что тексты были составлены на 300 лет позже, чем в действительности.
Но среди мусора, собранного Тихсеном в написанной по-латыни статье, можно обнаружить и два жемчужных зерна.
Он увидел то, чего еще не знал Нибур, — что тремя письменностями представлены три различных языка.
И Тихсен вернее, чем Нибур, понял значение отдельного косо поставленного значка, постоянно повторяющегося в первом виде письменности (он имеется уже среди пяти знаков, опубликованных Пьетро делла Валле, см. рис. 36): этот знак отмечает начало и конец слов, то есть отделяет стоящие друг за другом слова. Тихсен открыл знак, называемый теперь «словоразделителем».
[В отличие от вавилонской древнеперсидская клинопись имеет всего только одну идеограмму — для слова «царь»; лишь позднее появляются три другие; для имени бога Ормуэда, для слов «страна» и «провинция». Ограниченное и запоздалое применение небольшого числа идеограмм — явление позднейшего происхождения; оно должно было сблизить древнеперсидскую письменность с классической вавилонской клинописью. Детерминативы в древнеперсидской клинописи полностью отсутствуют.]
Независимо от Тихсена к этому же заключению пришел датский академик Фридрих Христиан Карл Генрих Мюнтер (1761–1830). Он родился в Готе, учился в Копенгагене и Геттингене и, наконец, стал епископом в Зеландии. В 1800 году Мюнтер написал «Исследование о персепольских надписях». Здесь, опираясь на исторические данные, он прежде всего исправил ошибку Тихсена, указав, что надписи, вероятнее всего, принадлежат не парфянским Аршакидам, а великим царям древней Персии из династии Ахеменидов, правившей приблизительно на 300 лет раньше.
Рис. 69. Таблица новопуническосо письма.
Можно задать вопрос, что значат эти 300 лет по сравнению с 2500 — возрастом надписей? Да все!
В результате правильной датировки Мюнтер установил два момента, без которых дальнейшая дешифровка была бы немыслима.
Прежде всего, теперь допускалась возможность, что надписи составлены на древнеперсидском языке, близком к языку Авесты; а о последнем уже было кое-что известно благодаря стараниям Анкетиль-Дюперона и позднее Сильвестра де Саси.
Во-вторых, давалась еще одна отправная точка для исследования: стало ясно, какие собственные имена можно найти в надписях! Вспомним, что картуш с именем Птолемея явился основой для расшифровки иероглифов. Легко себе представить, что было бы, если бы Юнг и Шампольон, исходя из неправильной датировки, искали имена других властителей Египта, например, фараона Псамметиха или Нехо. Кто знает, насколько затянулась бы их работа… Теперь специалисты пошли по правильному пути. Они уже станут искать не имя Аршака, что было бы вполне возможно после работ Тихсена, а имена… но не будем забегать вперед.
Подобно Тихсену, Мюнтер нашел и словоразделитель. Как и его предшественник, он пришел к выводу о трехъязычии надписей, но там, где Тихсен искал парфянский, мидийский и бактрийский языки, Мюнтер не очень последовательно предположил существование языков зенд (староперсидского), пехлеви (среднеперсидского) и фарси (раннего новоперсидского). Первое его предположение указывает в правильном направлении. Верна и другая гипотеза, которую выдвинул также и Тихсен и согласно которой первый текст, если исходить из количества знаков, написан алфавитом (это заметил уже Нибур), второй — содержит слоговые знаки, а знаки третьего текста обозначают слова. Далее, он правильно решил, что содержание всех трех текстов, вероятно, одинаково, ибо подобные древние многоязычные надписи достаточно хорошо известны, и, кроме того, когда повторяется слово в первом тексте, оно повторяется и в остальных.
Однако затем Мюнтер попал в тупик, хотя и основывался на верных положениях. Он начал высчитывать частоту появления отдельных знаков в опубликованных Нибуром надписях и сделал вывод, что чаще всего должны встречаться гласные; таким образом он «определил» знаки, обозначавшие а, ŭ, i, о и и, причем случайно отгадал только одно а, а также согласную b.