История письма: Эволюция письменности от Древнего - Страница 40

Он первый увидел, что сохранившиеся надписи начертаны не одним, а тремя различными видами письменности (для него еще оставалось тайной, что они на трех языках говорят об одном и том же). Он понял, что относительно немногочисленные и простые знаки одной из этих систем письменности — в отличие от двух других — являются буквами алфавита. Это наблюдение Нибура стало отправным пунктом для дальнейшей работы по дешифровке клинописи. Из тонко подмеченных особенностей надписей он сделал вывод, что их надо читать слева направо, и даже установил алфавит из 42 букв. Впоследствии выяснилось, что 32 из них Нибур определил правильно, а 9 — ошибочно; десятым знаком был так называемый словоразделитель. Это следует признать богатым урожаем, если учесть невзгоды, обрушившиеся на экспедицию, и то, что изучение надписей вовсе не было ее целью.

...

Рис. 67. Пуническая надпись из Карфагена (III в. до н. э.?).

Мужество и настойчивость были отличительными качествами и молодого парижанина Абрахама Гиацинта Анкетиль-Дюперона (1731–1805). Он пришел к исследованию надписей от теологии, и не случайно, что впоследствии именно он положил начало изучению маздеизма в Европе. Теология, которой он занимался в Париже, Оксерре и Амерсфорте, привела его, как и многих других, к восточным языкам. Париж в то время был центром востоковедения в Европе. Анкетиль-Дюперон возвратился в Париж, чтобы посвятить себя изучению восточных языков, но то, что он здесь получил, его не удовлетворило. Находясь под влиянием распространенных тогда романтических представлений, он прежде всего хочет прочесть священные книги парсов, последних живущих в Индии последователей Зороастра (двух парсов, погруженных в молитвенное созерцание священного огня, видел в Баку, как упоминалось выше, Энгельберт Кемпфер).

Для предприимчивого молодого француза Индия не была чем-то недостижимым. Его страна давно уже стремилась приобрести здесь колонии. Все же об увеселительной поездке не могло быть и речи. Анкетиль-Дюперон записывается солдатом на отправляющийся в Индию французский корабль. Его рвение и решительность побуждают правительство выдать ему пособие. В Пондишери, старом французском бастионе на юго-восточном берегу Индии, он прежде всего изучает новоперсидский язык. Отсюда он направляется на север, в Бенгалию (это путешествие было связано с большими опасностями, ибо англо-французская война в то время уже распространилась на территорию Индии), а затем через всю страну — к западному берегу, в принадлежавший некогда французам Сурат. Он едет сюда не для того, чтобы рыдать на развалинах французского колониального господства. Правда, его с неудержимой силой влечет в «колонию», но колонию особого рода, где живут последние приверженцы иранской религии — огнепоклонники-парсы.

Личное обаяние помогает терпеливому французу познакомиться с их жрецами — дестурами. Он завоевывает сердца последователей Зороастра, которые сами могут читать свои священные книги лишь на новоперсидском языке. Его цель — Зендавеста, священное писание парсов, все, что осталось от древнеиранских религиозных книг, переживших времена господства греков, парфян и ислама; спасенная огнепоклонниками-парсами Зендавеста была затем переправлена в Индию. Когда в 1761 году Пондишери снова попадает в руки англичан, Анкетиль-Дюперон возвращается в Европу. После семилетнего пребывания в Индии он привозит с собой не только подаренный парсами оригинал Авесты (который был непонятен ни ему, ни парсам), но и новоперсидский перевод, продиктованный дестуром Дарабом.

...

Рис. 68. Пуническая табличка проклятий.

Конечно, это не клинопись. Даже оригинал написан не ею. Но перевод Авесты, выполненный Анкетиль-Дюпероном, был важным подспорьем для тех, кто впоследствии дешифровал клинопись: из этого перевода стали известны староперсидские формы исторических собственных имен, до тех пор доступных ученым лишь в греческом (как правило, грубо искаженном) произношении.

Таким образом, для дешифровки клинописи были созданы важнейшие предпосылки — и со стороны письма, и со стороны языка. Между тем уже в 1762 году (как раз тогда, когда Анкетиль-Дюперон вернулся в Париж с трофеем, состоявшим из 180 манускриптов) граф Кайлю вручил науке ключ, который при других условиях мог бы сразу открыть доступ к клинописи. Он опубликовал надпись на алебастровой вазе, принадлежавшей царю Ксерксу; эта надпись была не на двух или трех, а на четырех языках: на староперсидском, эламском, вавилонском (о последних двух языках подробнее будет рассказано в следующей главе) и египетском. Но этот ключ, увы, не подошел к замку, ибо по-египетски в то время никто еще не мог читать, и до появления знаменитого «Письма к Дасье» Шампольона должно было пройти целых 60 лет. Ахеменидские памятники все больше привлекают к себе европейских путешественников. Здесь нужно упомянуть английского ориенталиста сэра Уильяма Аузли, секретарь которого Джеймс Юстин Мурье первый признал в «гробнице матери Соломона» гробницу Кира Великого, а также сэра Роберта Кера Портера, опубликовавшего два толстых тома in quarto с хорошими рисунками, изображавшими руины. Но прежде всего, следует рассказать о «восточном» вундеркинде англичанине Клавдии Джеймсе Риче, уже в юные годы выполнявшем обязанности английского генерального консула в Багдаде. Сраженный холерой в Ширазе в 1821 году, он умер «слишком рано», как и скончавшийся через 20 лет после него Шампольон. Рич оставил глубокий след в истории археологии Древнего Востока. Он верил в немецкого дешифровщика Гротефенда и регулярно посылал ему копии найденных надписей. Влияние Рича можно проследить еще через много лет после его смерти: впервые опубликованные в Лондоне в 1836 году два тома его сочинений (они посвящены пребыванию в Курдистане), а также появившиеся в 1839 году дневники и копии произвели глубокое впечатление на ориенталистов. Более того, они побудили французское правительство открыть вице-консульство в Мосуле и направить туда Эмиля Ботта, человека, нашедшего Ниневию. Под впечатлением работ Рича молодой англичанин Остин Генри Лэйард, раскопавший впоследствии Нимруд, принял решение обратиться к английскому посольству при Порте с просьбой оказать содействие в проведении новых исследований. Но об этом будет рассказано позже.