История письма: Эволюция письменности от Древнего - Страница 39

«…На рассвете следующего дня мы прибыли ко второй достопримечательности — руинам дворца Дария, называемым Истахр, или Чихиль-минар, то есть „Сорок колонн“». Энгельберт Кемпфер осматривает, производит замеры, чертит. Больше всего его привлекают клинописные надписи, которые впоследствии скопировал Нибур. Кемпфер и сам копирует, правда, всего лишь одну табличку с надписью, находящуюся довольно высоко. Его слепит горячее солнце, времени остается мало, а так много еще нужно осмотреть! «Если кто-либо захотел бы тщательно скопировать скульптуры, надписи и украшения всех этих строений, ему едва ли хватило бы двух месяцев. Я детально сообщу обо всем, что я мог сделать в течение тех трех дней, когда я не оставлял себе времени даже для еды».

Он выполнил это обещание в своей книге «Amoenitates Exoticae». Увлекательные приключения, о которых он там рассказывает, еще более удивительны, чем приключения многих нынешних путешественников. Аравия и Индия, Сиам и Япония были вехами на его жизненном пути, пока он, спусти десятилетия, усталый и больной, не вернулся в Амстердам.

Он скопировал целую клинописную надпись, хотя, конечно, и не знал, что она вавилонская. Он ошибался, думая, что все ее знаки — идеограммы, но это простительная ошибка. Кемпфер был первым, кто опубликовал большую надпись и кто дал название, под которым замечательные знаки вскоре стали достоянием европейской науки.

В 1714 году голландец Корнелиус де Бруйн, посетивший руины в 1704 году, выпустил в Амстердаме свои «Путешествия» («Reizen»). Он нашел время и силы скопировать несколько текстов; опираясь на надпись, высеченную в оконном проеме, он доказал, что клинопись читается не вертикально, как думали многие до него, а горизонтально.

Итак, люди, подобные Кемпферу и де Бруйну, заложили основу для дешифровки. Вернее — основу основ, ибо их работы, появившиеся почти одна за другой, возбудили интерес современников. Копии Кемпфера и де Бруйна повсюду призывали любознательных попытать счастья в исследовании удивительных знаков.

Несмотря на длительные войны, в то время во многих странах оказывали покровительство наукам и искусствам. С наибольшим правом это можно сказать о долгом и мирном правлении Фридриха V в Дании. Этот просвещенный монарх, известный в Германии как покровитель Клопштока, уделял много внимания развитию ремесел и торговли; основанная незадолго до того датская Всеобщая торговая компания посылала при нем корабли в Средиземное море, Западную Африку, в Индию и на острова Вест-Индии. И несомненно, что снарядив в 1761 году экспедицию для исследования Аравии, Ирана и прилежащих стран, правительство исходило главным образом из торговых интересов. Известнейшим участником этой экспедиции был сын гольштейнского пастора Карстен Нибур (1733–1815), отец великого немецкого историка Бартольда Георга Нибура.

...

Рис. 65. Надпись Йехавмилька из Библа (V–IV вв. до н. э.).

...

Рис. 66. Надпись Табнита из Сидона (III в. до н. э.?).

Многообещающий молодой человек из Людингворта изучал в Геттингене математику, что позволило ему в 1760 году стать в Дании инженер-лейтенантом. Еще в Геттингене он обратил внимание на работы де Бруйна и Кемпфера, и новый, сказочный мир, который они ему открыли, пробудил в нем интерес к Востоку — он принялся за изучение арабского языка. Таким образом, он уже был подготовлен в двух областях знаний, когда в 1761 году отплыл на Восток с датской экспедицией.

Однако широко задуманному предприятию не сопутствовала удача. Путешественники прибыли сначала в Египет, и в Каире им пришлось задержаться на долгие месяцы. В главе о египетской письменности рассказано, как плодотворно сумел использовать гольштинский исследователь вынужденное ожидание, как основательно он занимался иероглифами и какие гениальные мысли высказал о сущности этой письменности.

Наконец, им дали возможность продолжать путешествие. Через Сирию, Палестину и Аравию они отправились в негостеприимные, закрытые для иностранцев южные районы Аравийского полуострова и достигли Санаа. Этот путь стал для многих из них последним. В результате трудностей, неслыханных лишений и враждебности местных жителей экспедиция понесла тяжелые потери. Будучи на волосок от смерти, Нибур попытался приспособиться к обычаям страны — стать настоящим сыном Востока, есть и одеваться, как местные жители. Из южно-аравийского ада живыми вышли лишь врач экспедиции и Нибур. Когда же они, наконец, сели на корабль и отплыли в Бомбей, умер и врач, так что в Бомбее сошел на берег только Нибур. Это был единственный выживший член экспедиции, с которой было связано столько надежд.

Но это не сломило Карстена Нибура. Через год он снова в пути, пересекает Месопотамию и Иран и в первые дни марта 1765 года, осматривая руины Персеполя, стоит уже перед «Троном Джемшида».

Три недели развалины не выпускают его из своих объятий. Он неустанно чертит, набрасывает планы, копирует надписи, и результаты его труда превосходят при этом все, что сделали его предшественники.

Позднее ученые не раз критиковали работы Нибура за незначительные неточности и недостатки. Однако именно его исследования прояснили многое, остававшееся непонятным после Кемпфера и де Бруйна. Выполненные им копии надписей пленяют смелыми и ясными линиями, в которых чувствуется уверенная рука. Появление в 1774–1778 годах «Описания путешествия в Аравию и окружающие страны» (эту книгу Нибура держал Наполеон, инструктируя ученых из египетской комиссии; она его сопровождала и в долину Нила) означало, что ученый мир впервые получил точные копии многих важнейших надписей Дария и Ксеркса, копии, сыгравшие признанную роль в ранних успехах дешифровщиков. В этой же книге содержатся глубоко продуманные и остроумные выводы, к которым пришел Нибур в результате работы над надписями.